Suchergebnisse

AbstractIn general, histories of the Russian Revolution do not touch upon events in the Baltic provinces of the empire in any detail. Only the apparently exceptionally large number of Latvians who supported the Bolsheviks in the election to the Russian Constituent Assembly (72%) is mentioned. This paper argues with Ronald G. Suny's typologization of imperial ethnic groups according to their relationship to 'class' and 'nationalism' in order to qualify the latter's conclusion that the Latvians in 1917 turned towards Bolshevism whereas the Estonians moved towards nationalism. In fact, closer investigation proves that the difference was not so clear cut. There was certainly much sympathy for social revolution in the littoral as a whole, as had been proven in the elections in late 1917, but there was no sympathy for class war. The emergence of a nationally oriented Estonian and Latvian social democracy ultimately covered the gap between 'revolutionaries' and 'nationalists' and paved the way to the foundation of nation‐states. Thus in both cases, this article argues, 'class' and 'nationalism' reinforced each other, rather than operating as antagonistic categories.

SUMMARY: This article discusses how Russian governors serving in the Baltic provinces in the late tsarist era acted as representatives of the empire during a time when center–periphery relations were quite tense. The conflict between the modern discourse of nationalism and the apparently obsolete category of estate-based loyalty had a particular complex quality in the Baltic provinces. Here, the traditional cooperation between local German and imperial elites was challenged by Russian (and later also German) nationalism at the same time that Estonians and Latvians started to articulate their own distinctive cultures and gradually established their presence in the cities. Thus, representatives of the center in the provinces had basically two possibilities: either they chose the traditional way and tried not to worry the local elites or they opted to act as if they were to carry out the integration of the non-Russian and non-Orthodox region into the empire. The article presents the cases of three different Russian governors. Each of them tried to find a compromise between local traditions, state interests, and the changing discursive environments of "Russianness." Apparently, in the Baltic provinces as well the personal qualities and beliefs of the officials played a decisive role in individual interpretations of the imperial agenda. Thus, in the decade before World War I, central Baltic policy reached a dead end: the growing understanding that only "Russianness" guarantees "integrity" had transformed the population of the provinces, now including the demographic majority of Estonians and Latvians, into potential separatists. In the absence of a strong Russian faction in the provinces, any kind of reform was suspected of supporting the wrong party, and the status quo seemed to be the lesser evil. In this respect, only the Revolution of 1917 paved the way for new relations between the center and the Baltic periphery. Статья посвящена ситуации, в которой оказались губернаторы прибалтийских губерний позднеимперского периода. Конфликт между модерным национальным дискурсом и отмирающей сословной лояльностью проявился в балтийских губерниях особенно остро. Традиционное для региона сотрудничество между местными немецкими и имперскими элитами было подорвано вызовом со стороны русского, а позднее и немецкого национализмов. В то же время эстонцы и латыши начали формулировать собственные культурные запросы и постепенно осваивать городскую среду. Для представителей центра в губерниях эта сложная динамика оставляла две возможности: либо верность традиционной политике и сохранение альянса с местными элитами, либо осознанное принятие миссии по интеграции нерусского и неправославного региона в империю. В статье рассматриваются три примера – три выбора, сделанные тремя губернаторами. Каждый из них пытался найти компромисс между местными традициями, государственными интересами и меняющейся дискурсивной средой "русскости". Автор подчеркивает, что в ситуации прибалтийских губерний личные качества и принципы чиновников играли решающую роль, позволяя говорить об индивидуальных интерпретациях имперской политики. В статье делается вывод о том, что в десятилетие перед первой мировой войной балтийская политика Российской империи зашла в тупик. Понимание "русскости" как единственного гаранта "интегрированности" превратило население губерний, включая эстонское и латышское демографическое большинство, в потенциальных сепаратистов. Не имея в прибалтийских губерниях сильного русского большинства, имперское правительство рассматривало любую реформу как отражение интересов враждебной партии, поэтому отсутствие реформ представлялось меньшим злом. Только революция 1917 г. открыла возможность для установления новых отношений между центром и балтийской периферией.